Федор Бутырский
ОДИН ИЗ САМЫХ ТАЛАНТЛИВЫХ КОМПЬЮТЕРЩИКОВ
РАБОТАЛ ПО НАЙМУ РОССИЙСКИХ БАНДИТОВ
Глядя на пана Звежинецкого, трудно было представить, что он имеет какое-либо отношение к преступности. Бледное лицо, вялые, вечно потные руки, огромные очки-велосипеды, сутулость человека, долгое время проводящего за столом, и сдержанная, предупредительная манера поведения — все воскрешало в памяти старое блатное словцо «ботаник». Татуированные россияне обычно называют так людей умственного труда.
Збигнев был классическим, рафинированным «ботаником» — большую часть времени этот молодой поляк проводил за сетевым компьютером. Впрочем, сайты, предлагающие сведения о продаже недвижимости, рекламы курортов и прочий информационный мусор, мало его интересовали. Сфера интересов хакера — а именно так называют людей, практикующих профессиональный компьютерный взлом, — определялась исключительно межбанковскими сетевыми коммуникациями. Ни для кого не секрет, что с появлением локальных сетей большинство финансовых структур перешло на электронные взаиморасчеты. Имея под рукой мощную машину, подключенную через факс-модем и телефонную линию к интернетовской сети, можно не только узнать, сколько денег находится на твоем счету, но и попытаться перевести на него чьи-нибудь чужие сбережения.
«Медвежатник», полночи потеющий над взламыванием сейфа, гангстерская банда, специализирующаяся на вооруженных ограблениях, бригада «кротов», ведущая подкоп под денежное хранилище банка, — все это теперь дикий анахронизм. Сегодняшний взломщик, гроза и ужас банкиров, — тихий и незаметный молодой человек за сетевым компьютером. Похитить сотни тысяч долларов из любого банка любой страны можно без стрельбы, взрывов и прочих пиротехнических эффектов, а главное — не выходя из квартиры в Нью-Йорке, Варшаве или Москве...
Первый взлом Збигнев Звежинецкий совершил в двадцать два года. Войдя в сервер крупной варшавской фирмы, он завладел информацией, представляющей несомненную ценность для ее конкурентов, которые, не торгуясь, отстегнули молодому компьютерному таланту столько, сколько тот запросил, — две тысячи долларов.
Удачный опыт не пропал даром: с подачи недавних клиентов к хакеру стали обращаться за конфиденциальными услугами. Через посредника, а чаще всего — по интернетовской сети. Профессионализм и таланты молодого человека оценивались в суммах с четырьмя нулями.
Правда, не все шло гладко: при попытке внедрения в главный компьютер одного антверпенского банка хитроумной программки, которая позволяла бы ежедневно перечислять по сто долларов на счет другого, амстердамского банка, Збигнева вычислили и задержали, едва тот пересек границу Нидерландов. Ему грозило до десяти лет лишения свободы. Однако адвокат грамотно переиграл ситуацию и, убедив суд в недостаточности улик, добился освобождения подзащитного.
Хакера незамедлительно выслали на родину, но и там его ждали неприятности: богатая строительная фирма из Лодзи, обворованная еще полтора месяца назад, также вычислила виновника утечки конфиденциальной финансовой информации.
После трех месяцев пребывания в тюрьме подследственный вышел на свободу под крупный денежный залог. Однако оставаться в Польше было рискованно: в любой момент Збигнев вновь мог очутиться за решеткой минимум на пять лет. Потому он и принял неожиданное предложение посредника поработать в Москве — на диких просторах России также интересовались возможностями компьютерного взлома.
На Белорусском вокзале Звежинецкого встречали двое: молодой шкафообразный мужчина с массивными плечами, сделавшими бы честь любому гданьскому докеру, и невысокий улыбчивый красавчик с неприятно бегающими глазками на бледном лице. Шкафообразного звали Пашей, как выяснилось позже, он когда-то работал в Варшаве, неплохо говорил по-польски. Бледный назвался Антоном. Наблюдательный поляк сразу засек на фалангах пальцев встречавших вытатуированные перстни и разочарованно подумал: послал же Пан Бог таких бедных заказчиков, даже на дешевую бижутерию денег не имеют! Однако вид шестисотого «мерседеса», в который москвичи усадили гостя, развеял сомнения — на таких машинах по Варшаве раскатывают разве что президент страны, пан Александр Квасневский, да папские легаты из Ватикана.
На следующий день Антон без обиняков заявил, что он, заказчик и работодатель, принадлежит к одной из подмосковных группировок. Збигнев уточнил:
— Ту ест спулки финансовы? (Вы представляете какие-то финансовые группы?)
Вопрос поляка развеселил Антона. Обозвав хакера непонятными словами «лох» и «ботаник», он снизошел до объяснения:
— Ну, бля, мы типа как мафия... Что, и этого слова никогда не слыхал? А еще говорят: Запад, Европа...
О «русской мафии» хакер, естественно, слышал: бойкая газета «Nie», варшавский аналог «Московского комсомольца», периодически пугала обывателей всесильностью «татуированной руки Москвы». Но одно дело читать о русских мафиози, и совсем другое — столкнуться с ними.
— А теперь давай о делах переговорим. — Лицо Антона в одночасье сделалось серьезным. — Есть один банк в Венгрии... Гондоны они, штопанные колючей проволокой, счета наши блокировали... — Заметив на лице собеседника явное непонимание, говоривший раздраженно кивнул Паше: мол, поясни лоху заморскому, чтобы понял, что люди очень плохие!
Паша перевел.
Заказ, предложенный «русской мафией», выглядел для польского хакера не сложней взлома дистрибьютивной игрушки: войти в компьютерную сеть и заразить все, что возможно, самыми жуткими вирусами, чтобы банкирам их обман в копеечку влетел. Зато гонорар впечатлял: десять тысяч долларов наличными, не считая накладных расходов, из которых пять Антон предложил авансом.
— Дзенкуен, — поблагодарил поляк и тут же уточнил: неужели для такого не очень сложного задания нельзя было подыскать московского хакера?
— Можно было, конечно, и тут найти, — кивнул собеседник. — Да только все московские на учете в «конторе» да в ФАПСИ стоят. Потому тебя и наняли. Только вот что сделаем: мы под крышей охранной фирмы работаем, так что ты на всякий случай подпиши договорчик, что нас для охраны нанял, идет? Да нет, не менжуйся, это просто формальность.
Начиная с 1992-1993 гг. в России и других странах Содружества стремительно растет новый вид преступности, связанный с массовой компьютеризацией страны и созданием локальных сетей: несанкционированный доступ к конфиденциальной информации (т. н. хакерство), сознательная порча информации при помощи вредоносных программ (т. н. компьютерных вирусов), незаконный перевод банковских средств на подложные счета, в том числе и на зарубежные. Участились случаи попыток промышленного шпионажа с использованием сетевых ЭВМ. Отсутствие в нынешнем Уголовном кодексе понятия «компьютерные преступления» значительно затрудняет привлечение к уголовной ответственности лиц, виновных в подобных преступлениях.
Русские мафиози оказались весьма оперативными. В течение недели Паша снял в Измайлове однокомнатную квартиру с телефоном, купил и завез компьютерное оборудование, список которого предварительно составил Збигнев, и даже нанял фирму, которая подключила компьютерный модем к сети.
Естественно, «панов из мафии» отличала редкая осторожность: прежде чем снять квартиру, они проверили всех соседей по подъезду на предмет их возможной принадлежности к РУОПу, «конторе», радиоэлектронным НИИ, ФСБ и особенно к Федеральному агентству правительственной связи и информации. Но и это было еще не все: в день, когда хакеру следовало приступить к исполнению заказа, у скромной пятиэтажки с самого утра появились четверо крепких молодых людей с черными коробочками раций в руках. Один уселся на лавочке у подъезда, второй занял позицию у въезда во двор, двое остались в машине, неприметной бежевой «шестерке» с затемненными стеклами.
Инфицирование венгерского банка заняло минуты три, подготовка же к ней — более семи с половиной часов. Лишь в половине шестого утра, когда бдительность службы компьютерной безопасности банка наверняка притупилась, с московской ЭВМ последовал смертоносный удар — по сети, минуя все границы, таможни и заслоны, полетел целый пакет вирусов, по мнению Звежинецкого, безнадежно испортивших всю информацию, которая только поддавалась порче.
Поляк устало откинулся на спинку стула и, впервые за ночь оторвав взгляд от монитора, произнес:
— Вшистко зроби сен. (Мол, сделал все.)
Антон, извлекая на ходу рацию, отправился в прихожую. Беседовал он долго — минут двадцать, а затем, спрятав аппарат в карман, коротко бросил:
— Уходим.
— Але компьютэж... — Збигнев растерянно кивнул на компьютер.
— Давай, времени нет.
Прежде чем навсегда покинуть квартиру с новеньким компьютером, Антон предусмотрительно протер ветошью все, где могли остаться отпечатки пальцев, сунул под полу куртки клавиатуру, даже приказал поляку извлечь из системного блока винчестер. Спустя пять минут неприметная «шестерка» выезжала из пустынного измайловского дворика.
Московские мафиози оказались людьми сколь осторожными, столь и порядочными: гонорар был передан Звежинецкому уже к обеду — видимо, сразу же по получении нужной информации из Венгрии. А потому молодой поляк не раздумывая принял следующее предложение: выяснить, какая сумма находится на кипрском счету одной из влиятельных московских фирм.
И вновь: съемная квартира (на этот раз в Сокольниках), мощный компьютер, подключенный к интернетовской сети, переговоры Антона по мобильному...
Збигнев был настолько поглощен работой, что не услышал тяжелый топот на лестничной клетке. Антон и Паша также не успели отреагировать — их сильно клонило ко сну. Удар в дверь, сухой хруст ломаемого дерева, шум в прихожей. Какие-то страшные люди атлетического сложения в пятнистой камуфляжной форме и черных масках. Хакер не успел ни удивиться, ни испугаться — после сильнейшего хука в челюсть он, обливаясь кровью, свалился под стол.
Региональное управление по борьбе с организованной преступностью, сотрудники которого с подачи ФАПСИ арестовали граждан России Антона Филиппова, Павла Калинина, а также гражданина Республики Польша Збигнева Звежинецкого, вменяло всей троице предварительное обвинение по статье 272 УК РФ (неправомерный доступ к компьютерной информации), части второй. «Предварительный сговор» серьезно усугублял положение задержанных.
Выслушав обвинение, Збигнев сориентировался мгновенно. Сперва он гордо заявил российскому «пану полицьянту», что имеет «обыватэльстфо польске», то есть польское гражданство, и потому категорически отказывается отвечать на какие-либо вопросы без адвоката и представителя посольства. Затем, вспомнив об избиении на сокольнической квартире, потребовал медицинского освидетельствования и помещения в госпиталь, где обязательно должен быть ксендз: мол, отправление религиозного культа для него, доброго католика, законное право.
— А Папу Римского тебе не выписать? — непонятно почему развеселился «пан полицьянт» и, оставив законные требования без внимания, сразу же перешел к делу: зачем приехал из Польши? Знал ли раньше граждан Филиппова и Калинина? Сколько еще компьютерных преступлений на его совести?..
Спустя два часа задержанный оказался на Петровке, 38, в знаменитом изоляторе временного содержания «Петры». На следующий день в присутствии представителя польского посольства и адвоката Звежинецкому и было предъявлено окончательное обвинение по все той же статье 272 УК РФ. Обвинение подкреплялось соответствующими протоколами технических служб ФСБ и ФАПСИ: как выяснилось, попытка проникнуть в банковский сервер была засечена на Кипре и оперативно передана по интерполовским каналам в Москву.
Беседуя с представителем посольства, Збигнев молил Бога, чтобы тот не додумался связаться с криминальной полицией Варшавы. Но, к счастью, дипработнику было явно не до земляка. Ознакомившись с материалами обвинения, он лишь равнодушно передернул плечами: пан Збигнев не первый поляк, нарушивший российские законы. И уж наверняка не последний. Зато адвокат разочаровал: подобные преступления в России еще очень редки, прецедентов почти нет и потому защита обещает быть затяжной и сложной. И в тот же день пана Звежинецкого отправили в следственный изолятор № 5, более известный в криминальных и милицейских кругах как «Водный стадион» (из-за близости одноименной станции метрополитена).
Предыдущий опыт подсказывал Збигневу: бояться тюрьмы не стоит. Гарантированное трехразовое питание, бесплатная медицинская помощь, комфортное помещение с телевизором, микроволновкой, холодильником, а если повезет, и с компьютером, внимание благотворительных фондов, масса свободного времени для самообразования и предупредительность обслуживающего персонала — так, во всяком случае, было в Голландии. А потому, идя за охранником по ярко освещенному коридору СИЗО № 5, пан Звежинецкий сохранял полное спокойствие. Не тюрьмы надо бояться, а возможного звонка в Варшаву...
Камера, куда определили молодого поляка, выглядела не лучше солдатской казармы. Двухъярусные нары, серые казенные одеяла, спертый дух, сразу же ударивший в ноздри, — все это неприятно поразило первохода. Ни холодильника, ни микроволновки, ни компьютера. В пространство не более тридцати квадратных метров втиснуто целых десять человек!
Спустя несколько дней Збигнев уже знал о сокамерниках многое.
Трое парней из Венесуэлы — задержанные в Шереметьеве-2 «глотатели» (кокаин, упакованный в презервативы, наркокурьеры транспортируют в собственных желудках). Не владевшие ни русским, ни английским, они держались замкнуто, обособленно и растерянно.
В распространении героина и связях с международной наркомафией обвинялся бородатый югослав Милош. Этот арестант, исколесивший полмира, знал едва ли не все европейские языки и потому часто выступал для сокамерников переводчиком.
Двое вьетнамцев подозревались в незаконных махинациях с драгметаллами. В отличие от большинства арестантов они регулярно получали передачи с воли.
Пожилому иракскому курду Омару, который бежал в Россию от ужасов Саддама Хусейна и прожил в Москве почти полтора года, вменялось несколько квартирных краж.
Староста камеры Семен, бывший офицер московской «дорожной полиции», обвинялся в превышении власти и нанесении телесных повреждений средней тяжести. Его товарищи Коля и Витя в недалеком прошлом также были «полицьянтами», они обвинялись во взяточничестве.
Именно с русских экс-милиционеров и начались тюремные неприятности молодого поляка. Первые три дня его не трогали, а на четвертый староста пан Семен заявил, что новичку необходимо «отстегнуть на общак».
— Пшэпрашем пана, але цо ест «отстегнуть»? Цо ест «общак»? — деланно удивился Збигнев, хотя подспудно догадывался, чего от него хотят.
— Ду ю спик инглиш? — поинтересовался Семен и пригласил в переводчики полиглота-югослава.
Збигнев ответил примерно следующее: мол, ему хорошо известна страсть русских к обобществлению личной и частной собственности и вообще к колхозному укладу жизни, но чего ради он должен отдавать последнее в какой-то непонятный «общак»?
В глазах Семена зажглись недобрые огоньки.
— Значит, порядки русские не нравятся... Ясненько. Смотри, гнида польская, пожалеешь...
Милош послушно перевел, добавив от себя: дай лучше, тут все дают — и негры, и вьетнамцы, Омар, и даже он, Милош.
— У них так принято, — меланхолично закончил югослав.
Кем принято, зачем принято, и вообще, почему арестанты не обращаются с жалобой к администрации, как это наверняка бы сделали в цивилизованных тюрьмах?! Збигнев понял другое: те немногочисленные ценности, которые передал ему адвокат, — пять пачек «Мальборо-лайт», столько же плиток шоколада и две упаковки мультивитаминов — лучше всего спрятать подальше. Лучшего места, чем под подушкой, арестант не нашел.
Проснувшись поутру, первым делом полез под подушку, и каково же было его удивление, когда там ничего не оказалось! Движимый законным возмущением, поляк вызвал коридорного, и, едва контролер открыл дверь, принялся горячо и сбивчиво рассказывать, что ночью его обокрали. При этом, путая русские и польские слова, то и дело называл коридорного «паном ментом».
«Пан мент», явно игнорируя возмущение Збигнева, вызвал в переводчики Милоша и, узнав, в чем дело, порекомендовал разобраться своими силами: мол, у вас в камере есть староста Семен — вот он пусть и наведет порядок.
То, что произошло дальше, навсегда запомнилось Звежинецкому: к нему подскочили «пан Виктор» и «пан Микола» и грамотно заломили руки за спину. Несколько ударов в солнечное сплетение сразу же заставили его замолчать. Бывшие милиционеры били грамотно, стараясь не оставлять следов: в живот, пах, по почкам... Уже на грани беспамятства Збигнев попытался было позвать на помощь, однако широкая ладонь одного из мучителей тут же заткнула ему рот.
Венесуэльские негры, вьетнамцы, курд Омар, даже югослав Милош, который, как казалось поляку, втайне ему симпатизировал, упорно делали вид, будто бы ничего не происходит.
Прошло три недели. Звежинецкий освоился в стенах российского следственного изолятора, выучил несколько десятков несложных русских фраз и уже знал значение ключевых тюремных понятий: «пайка», «малява», «чифирь», «шнырь», «наехать», «кошмарить».
«Пайку» в российской тюрьме Збигнев находил невероятно скудной и совершенно несъедобной. «Малявы» иногда приходили в камеру, где содержался пан Звежинецкий. Доставляли их или по «дорогам», или через «баландера». Однако содержание «маляв» выглядело странным и донельзя загадочным. Русские арестанты-первоходы, в руки которых случайно попадали чужие письма, долго ломали голову, что означают загадочные фразы вроде «Рикардо ищет Хосе» или «Билл просит Мика о греве». Удивительно, но даже опытные «бродяги», впервые «заехавшие» на «Водный стадион», первое время думали, что Рикардо, Хосе, Билл и Мик — уголовные клички каких-то неведомых им авторитетных пацанов.
«Чифирь» Звежинецкий впервые попробовал на «больничке», куда его определили после избиения, якобы во сне свалился с непривычно высокой кровати. Конечно же, ему не поверили, но помощь, тем не менее, оказали. Более того, целых два дня Збигнев провел на больничной койке, уверенный, что хоть тут его никто не тронет. Молодому поляку «чифирь» понравился: напиток просветлял сознание, успокаивал, настраивая на философское осмысление действительности. Впрочем, действительность не радовала: сразу же по возвращении из «больнички» Збигневу было объявлено, что отныне он будет исполнять обязанности «шныря», то есть постоянного уборщика в камере.
Уборка занимала едва ли не половину дня. С тряпкой в руках лазил он под «шконками», до зеркального блеска тер унитаз, скреб доски стола и трижды в день мыл за сокамерниками посуду. Ему приходилось убирать даже за неграми, которых гордый поляк презирал за нелюбовь к личной гигиене, даже за вьетнамцами — любовь азиатов к жареной селедке внушала Звежинецкому ни с чем не сравнимое отвращение. Иногда староста Семен устраивал проверки, и в случае недовольства на «шныря» сыпались удары. Битье не причиняло особых физических страданий, но было очень болезненным для самолюбия лучшего выпускника Варшавской политехники и одного из самых талантливых компьютерщиков Польши. Естественно, Збигнев находил такое положение вещей унизительным и несправедливым. Но сделать все равно ничего не мог.
Перспективы хода уголовного дела внушали еще меньший оптимизм: и адвокат, и представитель посольства, постоянно державший контакт со следователем, уверяли, что знакомство с российской пенитенциарной системой продлится еще несколько лет. Контакты по линии Интерпола, протоколы технических служб ФСБ и ФАПСИ убедительно доказывали не только попытку несанкционированного копирования компьютерной информации на Кипре, но и инфицирование ЭВМ в венгерском банке. Да и «русские мафиози», давно выпущенные на свободу, дали показания против Збигнева, ставшего для них отыгранной картой: поляк просто нанял их для охраны. Мол, ни Антон, ни Паша компьютерной грамоте не научены, у обоих одинаковое образование — по десять классов да по пять лет лагерей общего режима. Какие там еще ЭВМ? Просто сидели рядом в квартире, охраняли, а вот и соответствующий договор Звежинецкого с охранным агентством «Марс», которое имеет соответствующую лицензию.
— И цо мне светит? — на ломаном русском спросил поляк.
— Максимальный срок — пять лет лишения свободы, — вздохнул адвокат. — Я, конечно, буду настаивать на том, что тебя завлекли обманом, но ведь оба эпизода компьютерного взлома доказываются неопровержимо. Да и ты во всем признался. Хакерство еще довольно редко, и потому из твоего дела попытаются сотворить образцово-показательный процесс, чтобы другим неповадно было. Так что думай, как будешь на зоне сидеть.
Думать об этом не хотелось. Збигнев вроде бы слышал: в русских лагерях заключенные голодают, воруют у «панов вертухаев» немецких овчарок, крутят из них котлеты и режут друг друга ножами из-за буханки хлеба. Он даже слышал, что российские зэки склонны к неслыханным извращениям.
Чем больше Звежинецкий размышлял над своими перспективами, тем тверже утверждался в мысли: необходимо как можно скорее признаться в бегстве из-под следствия варшавской криминальной полиции. То, что сравнительно недавно казалось ему худшим исходом, теперь выглядело единственным спасением. И потому, едва переступив порог следовательского кабинета, объявил, что хочет сделать заявление...
— Делай, — вздохнул следователь и разложил перед собой чистые листки протокола допроса...
После долгих консультаций с МИДом, РУОПом, ФАПСИ, Минюстом и Следственным комитетом было принято решение: выдать Звежинецкого польскому правосудию.
Следствие в Польше длилось почти полгода. Все это время Збигнев сидел в родной тюрьме, наслаждаясь комфортом, либеральностью порядков и благодарностью сокамерников за умело сваренный «чифирь». Варшавский воеводский суд определил ему меру наказания — пять лет лишения свободы.
Невероятные приключения польского хакера для России нетипичны. Однако с компьютеризацией страны прогрессирует и компьютерный взлом, и вполне возможно, лет через десять хакерство станет не менее популярным, чем убийство неверной жены или надоедливой тещи.
По материалам книги «Москва тюремная». Издательство «Политбюро», 1998 г.